Воскресенье на лубянке А.Е. Корш

(Листая страницы старых изданий)

       Исстари день этот, то есть первое воскресенье Великого поста, был предназначен для продажи собак, охотничьих принадлежностей, птиц, зверей и тому подобному. В прежнее время торг этот производился в Охотничьем ряду, затем был переведен на Лубянскую площадь, где и производился до открытия Зоологического сада, в котором он, во время процветания сада, принял более правильный и цивилизованный характер. Но затем, вот уже около 5—6 лет, он производится как на Лубянской площади, так и в Зоологическом саду, но в последнем в самом жалком виде. Нынешний год было то же самое: Лубянка представляла собою самое оживленное зрелище, а сад наоборот. Между деревянными палатками, стоявшими на Лубянской площади, и забором, которым обнесено место для Политехнического музея, стояли в два ряда сани подгородных крестьян-птицеловов, привезших разных птиц певчих (чижей, синиц, щеглов и пр.) и семя, употребляющееся ими во время корма. Затем, по другую сторону, между палатками и бывшим домом г. Шипова помещалась торговля  курами, утками,  гусями и голубями, а за ними, ближе к бывшему приюту охотников, посещающих Лубянку, коммерческому трактиру, расположились продавцы собак, ружей и охотничьих принадлежностей. Певчих птиц было множество, и их оживленное, веселое пение вместе с проглянувшим солнцем приятно действовало на душу охотника, напоминая ему приближение весны. Народу было на всей площади такое множество, что, как говорится, негде яблока было уронить. Тут, как и всегда на Лубянке, было смешение всех сословий, всех состояний и всех соединяло одно стремление, одна мысль — охота, которую всякий понимал по-своему: один любовался собаками, другой не мог оторваться от голубей, третий выслушивал и рассматривал домашних птиц, а один какой-то господин в военной форме всюду искал морских свинок. Голубей было выставлено на продажу также немало, но, как нам показалось, особенно замечательных между ними не было. Беднее всех отделов был отдел собак, который при этом отличался, как и всегда на Лубянке, своей неизысканностью. Зато принадлежностей охоты, то есть ягдташей, патронташей, ошейников, дудочек и в особенности арапников или, вернее, кнутиков, было очень много, и на эти последние всего больше было спроса, так как всякий начинающий охотничек (хотя у него даже и не было собаки) долгом своим считал купить в сборное воскресенье такой прутик, чем наглядно показывал, что и он охотник. Больше всего мы видели дворных собак без породы и разных помесей от сеттеров, которые в последнее время наводнили всю Россию и, к сожалению, вытеснили наших прекрасных старинных собак — маркловских, пушкинских, французских, польских, курляндских и брусбартов. Мы заметили только двух хороших и породистых собак, а именно: полупегого сеттера, собаку статную и красивую, принадлежащую, как нам сказали, повару князя Туркестанова, и щенка — помесь французской породы с маркловской, принадлежащего старинному и всем известному охотнику Федору Ивановичу, отличительный признак которого составляет французский язык, употребляемый им в разговорах с покупателями. Обе эти собаки были в цене, то есть за первую просили 100 рублей, а за вторую 40 рублей.
       Что же касается до Зоологического сада, то, несмотря на вывешенное на кассе объявление о базаре птиц и несмотря на возвышенную плату за вход, базар этот (если его так можно назвать) был очень беден, так как состоял всего из семи клеток, разгороженных на две половины, в которых красовались несколько гусей, кур и уток; но и между этими немногими представителями пернатых на базаре ничего замечательного не было, и продажа шла весьма вяло. Клетки с птицей, как и всегда, помещались налево от входа, на мосту. Направо, к зданию фотографии, стояло два столика и скамейка с выставленными на продажу рамками и ящичками из раковин, чучелами птиц, глиняными кувшинами, раковинами, корзинками с фруктами из папье-маше, какой-то пляшущей барышней из картона и тому подобных вещей, не особенно касающихся охоты. Немного подальше глазам зрителей представилась корзина с щенками-сеттерами, довольно порядочными, за ними красная сука-сеттер, за которую просили 50 руб. и продававшаяся, как нам пояснили, по особому случаю, а именно — по случаю пожара Смоленской железной дороги. Сука весьма недурная, но довольно осенистая, и, наконец, сука-помесь датской собаки с русской дворнягой и с нею два щенка той же породы. Сука эта аршинного роста, а щенки около 0,5 аршина: как та, так и другие псовые или даже брудастные и с ушами, как у летучей мыши.

А. Е. Kорш

«Журнал Охоты», IV, 1875