Василий Иванович Казанский (к 100-летию со дня рождения) Б. Марков
Василий Иванович Казанский — охотник, писатель, эксперт-кинолог высочайшей культуры, живая и добрая память о русской охоте. С его именем связано становление англо-русской гончей. Он, может быть, единственный, кто провел полвека на ринге и семьдесят лет с ружьем. В одном из рассказов Казанский писал: «Пристрастие к деревенской жизни и ко всему, что растет на земле, живет в лесах, полях и болотах... мое великое и дорогое пристрастие прошло со мной всю мою долгую жизнь: оно в свое время привело меня в Лесной институт, оно сделало меня настоящим охотником».
Впервые я близко познакомился с Казанским в 1969 году, когда мы вместе проводили экспертизу русских пегих гончих, ездили по городам. Человек, одержимый охотой и собаками, он принес нам, как Божий дар, культуру речи, общения и глубочайших знаний о русской охоте. Красивая внешность, сильный ум, феноменальная память, огромная работоспособность — все это соединялось в нем. У Василия Ивановича была одна удивительная черта, характерная для настоящего русского охотника,— влюбленность в красоту. Один из его рассказов так и называется «Красота».
Слава писателя пришла к В. И. Казанскому после опубликования романа в стихах «Сквозь грозы» (1953). Известный советский поэт Михаил Львов писал: «Когда я дорвался до этого романа, я пришел в восторг от него, от живого потока жизни и истории, отображенного в нем, от языка автора, от самой натуры человека, цельной и глубокой... Я влюбился в это произведение и в его автора». Литературное наследие В. И. Казанского богато, оно состоит из сборников стихов: «Утренник», «В конце зимы», «Мой друг»; из охотничьих сборников: «Лесные рассказы», «Наследство», «Из моих летописей» и охотничьих книг: «Гончие и охота с ними», выдержавшая четыре издания, и «Борзые», написанная в последние годы жизни.
В рассказе «Моя первая гончая» Василий Иванович вспоминал: «Я стал бредить охотой с 12 лет». С восторгом, поистине детским трепетом он ждал каждую весну, когда забурлит ток. Глухариную охоту он не оставлял даже в преклонные годы, уезжал в Заозерье Новгородской области, а последнее время в сельцо Сухое. «А что сед — и не вспомню даже»,— говорил. Главное - «зарей насладиться», хоть зорям этим был давно потерян счет. С возрастом все краше становилась его сердцу природа, все ближе родная земля.
Всю жизнь Василий Иванович грезил охотой и этой любовью заворожил дочь Ирину. «Мне кажется, таких одержимых охотой людей нет на всем белом свете,— рассказывала мне Ира.— Я с ужасом смотрела на отца, когда он вместе с Садко на Новослободской садился в такси, уезжая в Максатиху. Ведь ему было без малого 90 лет. Мне казалось, что мы не довезем отца, но он только улыбался, радуясь своей безумной страсти, которой еще в юности заразил меня». У Казанского была прекрасная черта характера — дарить людям радость и многое прощать...
Особенно памятны мне наши поездки на выставки охотничьих собак в Тулу. Мы радовались нашей встрече и долгим задушевным беседам (Василий Иванович был прекрасным рассказчиком ). Никогда не забыть мне теплый прием туляков и совместную с Казанским работу на ринге гончих.
Василий Иванович считал меня своим учеником, но к этому слову относился осторожно. В письме от 8 февраля 1976 г. он писал мне: «Вот теперь подготовил себе на смену ученика. Вы в действительности сами всему научились, но Вас не должно обижать это слово «ученик» ...пишите поскорей или звоните, как дела со статьей?» Я учился у В. И. Казанского искусству эксперта-кинолога, но мои первые успехи в литературе тоже связаны с его добрым именем.
Казанский был истинным гончатником, тонким ценителем и хранителем русской пегой гончей. Его любимцы — Напор, Гобой, Лютня, Кларнет и Свирель — прекрасно работали в поле. Свирель была самой знаменитой собакой, проходившей всегда первой на Московских выставках, а Кларнет явился основателем новой динамовской линии в породе русских пегих гончих.
Судить с ним было великое счастье. Я учился у него тонкому пониманию экстерьера. Всегда, везде и во всем он был точен, аккуратен и вежлив. Больше всего в экстерьере собаки он ценил породность головы. Как судья обладал удивительным умением точно расставить собак в ринге. Замечательная его память долгие годы хранила каждую хорошую собаку.
На охоте Василия Ивановича не очень интересовала добытая дичь, его влекли синие дали в глубоком сне и охотничьи зори на дальнем озере. Из-за них он «рад был быть русским». Красоту родной природы Казанский воспевал до последних дней жизни. В 1986 г. должна была появиться его книга «Лесные дороги», но задержалась. В письме он просил меня позвонить в издательство «Советский писатель» и узнать, когда она выйдет. Это было его последнее письмо. Он словно почувствовал свой уход и в одном из стихотворений написал:
Земля не вспомнит обо мне,
и будут журавли в болотах
торжествовать на грустных нотах,
лес без меня их станет слушать.
Каждую весну лес слушает журавлей, но читатели, охотники и друзья помнят Василия Ивановича Казанского.
Б. Марков
"Охота и охотничье хозяйство №12", 1996г.
