Родина и воля Интервью с М.В.Калининым журналистки Карины Савельевой
— «Благо тому, кто предастся во власть Ратной забаве: он ведает страсть, И до седин молодые порывы В нем сохранятся, прекрасны и живы».
— Эти некрасовские строки, по-моему, Модест Владимирович,— о вас. Нашей редакции вы известны как один из самых одержимых и знающих дело охотников. За что вы любите охоту? И откуда у вас такая преданность охоте, такая, я бы сказала, глубокая душевная и профессиональная любовь к лесу!
— Моя охота — сама моя жизнь. Чтобы вы не подумали, что это высокопарные слова, постараюсь объяснить, как я стал охотником и что охота значит для меня.
Родился я в доме деда — профессора М. М. Орлова, известного русского лесовода. Крестным отцом моей мамы, Ирины Михайловны Орловой, был другой известный профессор — отец отечественной фенологии (науки о периодичности сезонных явлений в природе) — Дмитрий Никифорович Кайгородов. Он жил неподалеку в собственном особняке, построенном на деньги, полученные им за работу в качестве воспитателя детей русского императора.
Д. Н. Кайгородов был образованнейшим человеком, глубоко знавшим и любившим родную природу. Ежедневно по утрам он совершал пешеходные прогулки по Лесному (тогда, в начале XX века, так назывался пригород Петербурга). В результате этих долголетних прогулок появились «Дневники Петербургской природы», которые много позже стали моей настольной книгой.
Мой отец — Владимир Иванович Калинин, далекими корнями происходил из крепостных князей Урусовых, больших любителей и ценителей кровных лошадей и собак. Отец был крупным специалистом коневодства и детство мое проходило на Ленинградском ипподроме. Погиб он в 1937 году. Любимым чтением моим с раннего детства были книги Киплинга и несравненные «Записки из жизни русской природы» и «Мирские захребетники» Богданова (кстати, одного из учредителей Петербургского общества любителей породистых собак — ОЛПС). Позже я увлекся книгами Аксакова, Черкасова, Зворыкина, Арсеньева, Рахманина, Пржевальского, Пришвина. Под влиянием этих книг, в особенности Кайгородова «Из царства пернатых», я стал заядлым птицеловом и скоро мог поймать любого из наших обычных осенне-зимних обитателей садов и парков. Несбыточной мечтой стало поймать князька — белую синицу лазоревку, но... в 1941 грянула война. 8 сентября 1941 года немецкие войска заняли Шлиссельбург и замкнули кольцо. Родной город оказался в блокаде. Начался страшный голод, унесший около миллиона человеческих жизней. Я сменил западню на рогатку и — не судите строго! — занялся промыслом. В те дни, когда мне удавалось подстрелить пару синиц или снегирей, в доме был праздник. Грозной трагической зимой 1941 — 1942 года я стал охотником. Думаю, уверен, что и без войны и блокады я все равно стал бы охотником. Таковы были дух и традиции семьи.
— Вы учились в Ленинградской лесотехнической академии?
— Да, я глубоко благодарен профессорам, которые познакомили меня с окружающей природой. Ведь на лесохозяйственном факультете, где я учился, преподавались биология лесных зверей и птиц с основами охотоведения (читал Г. Г. Доппельмаир), лесоводство (М. Е. Ткаченко), лесная энтомология (М. Н. Римский-Корсаков), почвоведение и геология (академик И. В. Тюрин), а также метеорология, ботаника, дендрология, селекция и генетика, то есть весь комплекс наук, объединенных одним емким понятием — естествознание. Позже, поняв, что мне не хватает фундаментальных зоологических знаний, я прослушал в Ленинградском государственном университете полные курсы зоологии позвоночных, общей и частичной орнитологии, которые читал мой большой друг и учитель профессор А. С. Мальчевский.
В 1944 году я в качестве коллектора принял участие в экспедиции академика В. Н. Сукачева. Непосредственным моим руководителем был известный ученый Н. В. Дылис. В те голодные годы охота имела осязаемый практический смысл, и Николай Владиславович сочувственно относился к моему увлечению. Да и дичи было много. До сих пор в глазах стоит картина «утиного Эльдорадо» — поймы реки Белой на Южном Урале, где мы работали. Зимой я ежевечерне ходил в публичную библиотеку Свердловска, где прочитал все, касающееся охоты. Помню, сильное впечатление произвели на меня книги С. Качиони и журнал «Уральский охотник». Охотиться по-настоящему я начал весной 1945 года. Позже, уже студентом-лесохозяйственником, для ежегодных практик выбирал наиболее отдаленные и интересные с охотничьей точки зрения места. Уже работая инженером-таксатором, продолжил эту традицию. Так мне удалось побывать и поохотиться на Сихотэ-Алине, в Уссурийском крае, в Тиманской тундре, в междуречье Северной Двины и Печоры, в Калевальском районе на севере Карелии, на Южном Урале, в Забайкалье, и во многих других красивейших уголках нашей необъятной страны. Всюду я старался как можно полнее узнать животный мир, познакомиться с охотничьим хозяйством и, конечно, поохотиться. У меня, как правило, складывались очень добрые отношения с местными охотниками-промысловиками, знатоками окружающей природы. Навсегда храню память о гольде Сиванчжу, с которым «корневал» (искал женьшень), ловил соболей для переселения в другие места; русском Ефиме Парфеновиче Червинском, блестящем вабильщике изюбрей; украинце Прокопенко, с которым ходил по тигриным следам на Синанчинском хребте; кареле Николае Никульеве — глухарятнике и непревзойденном рыболове и многих других столь же удивительных охотниках и природознатцах. Уже в зрелые годы я осознал, что для меня охота всегда объединяла два чрезвычайно важных и дорогих для русского человека понятия — Родина и Воля. Здесь понятие «воля» имеет двойной смысл. Первый и главный, «воля — свобода». Второй — «сила воли». Для меня охота никогда не была легкой воскресной прогулкой, этаким пикничком с выпивкой на свежем воздухе. Почти всегда охота становилась тяжелым, изнурительным трудом, подчас связанным со смертельной опасностью, но трудом, приносившим самоутверждение и огромную, ни с чем не сравнимую радость.
— Продолжаются ли в вашей семье охотничьи традиции?
— Мое глубокое убеждение: если в семье специальность родителей — не просто способ зарабатывать деньги, а глубокое жизненное призвание, то и дети, с «младых ногтей» унаследуют это призвание. Я с ранних лет брал с собой на экскурсии в природу дочь Олю, подбирал ей литературу для чтения, заряжал ей патроны, когда она стала стрелять на стенде, возил на биологические олимпиады.
Я испытываю глубокое удовлетворение, что в жизни она пошла по моему пути. Дочь окончила биологический факультет Ленинградского университета по кафедре зоологии позвоночных животных. Ее дипломная работа по белке была отмечена университетской премией. Оля — неоднократная чемпионка Ленинграда по стендовой стрельбе среди женщин, выступала в сборной команде Вооруженных Сил. Ее элитный западно-сибирский кобель Мук был делегирован от Советского Союза на II Всемирную охотничью выставку в Будапеште в 1971 году. С его помощью и помощью других своих лаек Оля много занималась кольцеванием белок, изучением возрастных и половых структур беличьих популяций. Так, зубных срезов для определения возраста ею было сделано около 6 тысяч. Эти исследования легли в основу ее кандидатской диссертации, которую она успешно защитила в 1988 году. Меня восхищают ее умелые добрые руки: она с одинаковым мастерством может снять шкурку с добытой пушнины, сделать инъекцию собаке или человеку, выходить больное или раненое дикое животное. Во всем этом она пошла неизмеримо дальше меня, и я искренне радуюсь ее успехам. У нее охотничья семья. Ее муж, тоже охотник, прекрасный разносторонний спортсмен, мастер спорта по стендовой стрельбе. В их доме всегда хорошие охотничьи собаки, заботливо выращенные и умело нахоженные Ольгой. Сейчас у нее, как всегда, по традиции западно-сибирский кобель Чудик и великолепного экстерьера молодая русская выжловка Волга. Деньги в этой семье тратят не на ковры и хрусталь, а на охотничье снаряжение. У них свой снегоход «Буран», свой вездеходный автомобиль УАЗ-469, несколько катеров и лодок. Для них охота — жизнь, так же как и для меня. Их сын, мой внук Тема,— непременный участник всех, даже самых трудных охотничьих выездов.
Я рад, что мои любимые испытанные ружья, с которыми я прошагал «пол-Европы» и весь Советский Союз, перейдут в надежные руки.
— Как писал наш знаменитый поэт: «Кто же охоты собачьей не любит, тот в себе душу заспит и погубит». Вашей душе это не грозит: она давно отдана охотничьим собакам. Каких собак вы держали и держите? ваши любимцы?
— Продолжая вашу мысль, вспомним, что другой не менее знаменитый изрек: «Душа ружейной охоты— собака». Являясь продолжателем традиций «правильной охоты», я всегда считал, что охоты с собаками более эмоциональны, «чище» и гуманнее, потому что не остается подранков. Работа собаки так захватывает охотника и дарит ему такую гамму разнообразных переживаний, что он легко мирится с ограниченными нормами отстрела. На первый план выходит красота и, не побоюсь этого слова, «одухотворенность» работы собаки, а не количество отстрелянной дичи. Собака переводит охоту (почти все ее виды) на другой, качественно более высокий уровень.
Я охотился с представителями всех групп охотничьих собак. В равной степени люблю бешеную скачку борзой, беззаветную страсть гончей, интеллект и чутье легавой, бесстрашие норных, разносторонность лаек, трудолюбие и упорство ретривьеров. Сам всегда держал и держу английских сеттеров и гончих. Мои собаки, за исключением гончих, не получили всесоюзной известности, так как я их редко выставлял на испытания — все мое время отдавалось охоте. У меня не было так называемого межсезонья, когда обычно работают с собакой: кончался сезон охоты, и я уезжал либо в очередную экспедицию, либо на соревнования или сборы по стендовой стрельбе. Тем не менее все они имели полевые дипломы и экстерьерные оценки и почти всегда высокие. Собаку, как и самого охотника, делает охота. Мои собаки имели колоссальную практику. Чемпион Дива только за один сезон, практически за один месяц (с 20 сентября по 20 октября) сделала 211 работ по вальдшнепу. И так из сезона в сезон, из года в год... Естественно, это сказывалось на рабочих качествах собак. Не удержусь и приведу слова Алексея Алексеевича Ливеровского, обычно очень скупого на похвалы чужим собакам, из книги «Охотничье братство»: «Я навсегда запомнил его (М. В. Калинина) англичанку Диву, величайшего мастера работы по вальдшнепам. Несколько раз бывал с ней на осенних высыпках. Незабываема обстановка этих охот: высокое небо, нарядные леса, гогот пролетных гусей и... работа Дивы. Надо было видеть, как она осмысленно, прямо как человек, обыскивает припойменные ольшаники, как прихватив малейший запах, какие-то флюиды, оставшиеся на палой листве, уверенно ведет и четко становится. Ни один вальдшнеп не уйдет... вот он, длинноклювый красавец, взрывающийся воркующими крыльями неожиданно и резко!»
Когда-то, очень давно, ко мне подошла цыганка и, поглядев на моего сеттера Боя, сказала: «У тебя будет семь таких собак, последняя умрет у тебя на руках...» У меня было семь (!) английских сеттеров. Последняя — Веска, Веснушка, как мы ее ласково звали, умерла у меня на руках. Ей прокусила череп моя гончая Шелонь, у которой в это время были щенки...
Я знаю, я верю, что когда мы снова встретимся на полях Вечной охоты с моим знаменитым другом — Алексеем Алексеевичем Ливеровским, перед нами вновь замрет на стойке английский сеттер, собака нашей самой любимой породы.
— Какие охоты вы больше всего любите?
— Сейчас вы удивитесь. Я больше всего люблю не охоту, а ... один из способов подготовки к ней — больше всего я люблю поиски глухариных токов. Это увлекательнейшее занятие прошло сквозь всю мою жизнь. Мною лично найдено более 100 глухариных токов. Каждый год я с нетерпением жду мартовских настов, которые делают меня королем пространства — непроходимые болота покрыты льдом и снегом, наст и ставший длинным день позволяют проходить на лыжах за день огромные расстояния и обследовать намеченные заранее места. Это тоже чисто русское занятие, В Европе нет таких безбрежных моховых болот, по краям которых у нас обычно располагаются глухариные тока. Я с таким рвением и страстью предавался поискам, что мне со временем стал сниться навязчивый сон: я на высоком холме, а передо мной необозримые пространства лесов и болот, и там, где глухариные тока, поднимаются высокие столбы желтого дыма...
Поиски эти напоминают решение увлекательнейшего кроссворда. Так, например, один ток я нашел по... гнезду зяблика. Оно было выложено глухариными перьями из шеи и зоба, то есть с тех частей тела петуха, которые больше всего страдают при драках на весенних турнирах.
Как вы поняли, любимейшая моя охота — глухариный ток, но только ток, мною найденный, с обязательным подслухом и без посторонних людей.
На второе место я ставлю охоту с легавой, желательно с английским сеттером или пойнтером. Желательно по вальдшнепу. Люблю эту охоту за разнообразие и красоту окружающей обстановки и трудности стрельбы. Почти равна ей по эмоциональности и охота с гончими, но из-за малого количества стрельбы — «момента истины» любой охоты — я поставлю ее все же на третье место. На четвертое — тропление, где «фундаментом» является тропление русака, а высшим классом — троплениё куницы. И, наконец, на пятое место — горную охоту с подхода на крупного зверя.
Долгие годы я не любил статичных, неподвижных охот — тетеревиные тока, охоты с подсадной уткой, с чучелами и так далее. В зрелые годы я убедился, что и эти охоты могут подчас быть очень интересными и познавательными, так как позволяют наблюдать самые сокровенные моменты из жизни дикой природы.
— Пусть вам не покажется странным мой вопрос: не жалко вам столько лет стрелять диких птиц и зверей?
— Над этим вопросом я размышляю всю сознательную жизнь, и, когда меня спрашивает об этом женщина (обычно с укоризной!), я задаю встречный вопрос:
— А вам не стыдно носить соболий воротник, кунью шапку, беличью шубку?
— Не я же убила этих белок, куниц, соболей!
— Таким образом, вы считаете, что должны быть те, кто сделает за вас «грязную» работу?
— Но раз вы охотник, значит вам нравится убивать!
— Если бы я видел и ценил в охоте только убийство, то пошел бы на мясокомбинат и там ежедневно убивал бы столько, сколько сотня охотников не убьет за всю жизнь.
С годами мое отношение к охоте изменилось. Я перестал стрелять на тяге вальдшнепов. После того, как я ряд лет стрелял на тяге без промаха, она превратилась для меня в убийство. Не могу стрелять по зайцу, который выкатит из-под гончих прямо в ноги, решительно не могу стрелять по косулям, уже много лет не стреляю даже на моей любимой охоте на глухарином току, хотя весна без глухариной песни для меня не весна. Высоко ценю трудные выстрелы — рябчика «влет» в лесу, чирка на вечерней заре (которого на озере Ильмень за быстроту полета называют «чертовой почтой»), стрельбу бегущего зайца пулей. В то же время мне не жалко стрелять тех животных, которых много: лосей, кабанов, уток и так далее. Всегда очень бережно отношусь к добытой дичи. Со студенческих лет все взвешиваю и обмериваю. Точных взвешиваний весенних глухарей накопилось уже более пятисот. Бекасов, гаршнепов и того больше. Мною добыто много птиц и зверей для учебных коллекций и музеев.
— Как вы относитесь к развитию иностранного охотничьего туризма?
— Вы задали злободневнейший вопрос, потому что в наше время все, кто только имеют хотя бы какую-нибудь возможность получить конвертируемую валюту, бросились ее зарабатывать. Не обошло это поветрие и охоту, так как русская охота всегда обладала притягательной силой для иностранцев. Охотничий туризм — прекрасное времяпрепровождение. С удовольствием вспоминаю свои охоты в дунайской пойме, на карпатских кручах, в лесах Старой Полонины... В некоторых странах иностранных охотничий туризм весьма развит и приносит большой доход. Так, например, Ирландия, при населении 3 млн. человек принимает ежегодно 2 млн. туристов! Общий доход от туризма превышает 100 млн. ирландских фунтов в год, что составляет 5 % валового дохода. Характерно, что на распродаже национальной фауны специализируются только слаборазвитые государства — Кения, Уганда, Ботсвана — или бедные, такие, как Югославия, Венгрия, Ирландия, Испания, где процветает охотничий туризм, обеспечивает, можно сказать, промышленное воспроизводство мелкой дичи. В богатых, процветающих странах (Англии, Франции, Германии и других) охотничий интуризм тоже имеет место, но не на коммерческой, а на дружеской основе, то есть охотник приглашает своего знакомого из другой страны погостить и заодно поохотиться.
Иностранный охотничий туризм не должен быть истощительным, то есть отстрел не должен наносить ущерба популяциям диких животных. Ленинградское общество охотников приняло решение выделять на нужды иностранного туризма от 5 до 10% количества животных, разрешенных к отстрелу.
Иностранный охотничий туризм в нашей стране нуждается в срочном, неотложном упорядочении. Слишком много организаций им занимается! Нет единых правил и расценок. Нет твердо установленного ассортимента услуг и их оплаты. Это ведет к огромным потерям валюты. Отсутствие квалифицированных охотоведов и егерей, незнание ими угодий и традиционных методов охоты приводит к неоправданным потерям времени (совершенно недопустимым для иностранных туристов!), а сплошь и рядом вообще к пустым, бестрофейным охотам. Беспомощность егерей порождает всепрощение. Когда иностранец указывает егерю на его ошибки, тот «прощает» первому промахи, а зачастую и «подранков». А ведь по всем заграничным прейскурантам это большие деньги!
Иностранный охотничий туризм допустим только в том случае, когда уже намечено целевое использование полученной валюты. Использоваться она должна, как я считаю, только на воспроизводственные цели: покупку племенного материала, приобретение инкубаторов и ветеринарных лекарств, акклиматизацию и реакклиматизацию диких животных, создание и улучшение их мест обитания и так далее. Только при этом условии иностранный охотничий туризм будет служить гуманным, природоохранительным задачам.
А то ведь как получается. Летом 1990 года на правлении Калининского межрайонного общества охотников Ленинграда обсуждался вопрос о распределении четырех лицензий на медведя. Желающих было много, что председатель правления Т. А. Иванова заявила, что все четыре лицензии будут использованы для охоты интуристов. Мне пришлось напомнить ей, что такое решение идет вразрез и с социальным заказом 8 тысяч охотников общества и с решением ленинградского общества охотников о выделении для интуристов 5—10 % количества лицензий и с запрещением заниматься охотой с иностранцами помимо Центрального правления ЛОООиР. Однако ее решение осталось в силе. Тогда я спросил, на что будет израсходована полученная валюта. Т. А. Иванова ответила, что она намерена купить подержанный автофургончик «Тойота» и 5 заграничных унитазов (!). «Не могут же иностранцы пользоваться, простите, нашими дощатыми сортирами». Ну что на это сказать?! Менять русского Топтыгина на сортир. Комментарии, как говорится, излишни. А дальше события развивались так. Больше 70 иностранцев охотились в угодьях КМООиР. Убили пяток кабанов и двух медведей. Одного, по словам Т. А. Ивановой, около 350 кг веса. Наш признанный знаток медведей, профессор Зоологического института Н. К. Верещагин прямо подскочил, когда узнал о таком гиганте. Я же, заглянув в иностранный прейскурант, тоже подскочил, увидев цену за такой выдающийся трофей. Ну и как же была истрачена выручка? Редкий трофей по незнанию так и не получил соответствующей оценки, а валюта пошла на покупку заграничного ширпотреба для штатных работников общества.
— Нам известно, что вы — почетный член Ленинградского общества охотников и почетный член сразу трех республиканских обществ охотников: России, Грузин и Литвы. За какие заслуги вы так отмечены?
— Когда всю жизнь беззаветно служишь любимому делу, к концу оказывается, что ты все-таки что-то сделал, тебя знают. Я уже 50 лет в Охоте. С одинаковым рвением занимался разными ее сторонами: охотничьим собаководством, стендовой и пулевой стрельбой, журналистикой, охотоведением как наукой, практической работой в области охотничьего хозяйства, организационно-массовой работой, книгоиздательской деятельностью и так далее.
Я много езжу по стране и всюду, где бываю, стараюсь быть полезным делу Охоты. В Грузии помогал налаживать трофейное дело, охотничьи собаки моих линий неоднократно занимали высокие места на республиканских выставках. На крупных стендовых соревнованиях всегда советовал и помогал грузинским стрелкам — Юре Сегенелидзе и другим.
В Литве, где бываю часто и с удовольствием, сам набираюсь опыта. Меня знают в Белоруссии, Эстонии, Латвии. Мое сердце всегда открыто для брата и друга охотника. Я всегда, чем только могу, стремлюсь помочь охотничьему хозяйству и людям, беззаветно служащим ему в Охоте. Вот и сейчас я согласился консультировать охотничье хозяйство Волжского автомобильного завода (ВАЗа). Поедем туда с дочерью, постараемся оказать практическую помощь в организации образцового охотничьего хозяйства.
— Около 20 лет вы являетесь редактором-составителем ленинградского альманаха «Наша охота». К сожалению, некоторые писатели (не будем называть их имена) мешали его выходу, из-за чего он появлялся нерегулярно. Наш журнал всегда поддерживал своего «собрата». Как сейчас, в новых условиях, обстоят ваши дела?
— В результате упорной и длительной борьбы (с 1981 по 1989 годы) нам удалось не только отстоять наш альманах, но и доказать его необходимость как издания, повышающего культуру природопользования и охоты. Очередной VIII сборник был включен в издательский план на 1991 год, но в начале этого года меня известили, что «Лениздат» переносит его на 1992 год. Объяснили, что это обусловлено тем, что издательство получило только 30 % бумаги от объема 1990 года. Сказали, что мы еще можем радоваться, так как очень многие издания вообще сняты с производства. «Нашу охоту» оставили только потому, что она приносит большую прибыль издательству, которая резко возрастает после увеличения цены на книгу. Редколлегия альманаха предпринимает большие усилия, чтобы публикуемые материалы удовлетворяли самым разнообразным запросам наших охотников.
Мною как редактором-составителем уже собран следующий, IX сборник. В «Лениздате» обещали включить его в план издательства на 1993 год. Однако обстановка в нашей стране так быстро и резко меняется, что трудно говорить о том, что должно произойти через два года.
— Модест Владимирович, вы много лет вели в ленинградском Дворце пионеров кружок «Юный следопыт-охотник». Поделитесь опытом этой работы.
— С самыми теплыми чувствами вспоминаю те годы. Программа моих занятий была широка и разнообразна. Нет возможности сейчас перечислить даже разделы этой программы. Скажу только, что на всех коротких каникулах — осенних, зимних, весенних — мы обязательно выезжали на неделю в лес и там изучали жизнь природы. На летних каникулах — месячная экспедиция, обычно с 25 июля по 25 августа, так, чтобы захватить открытие охоты. У нас был даже свой праздник — 19 августа. Мы его отмечали как праздник Леса и Охоты. Я привлекал к выступлениям в кружке наших ведущих ученых, собаководов, спортсменов. Ребята много занимались различными видами спорта: лыжами, греблей, плаванием, туризмом, пулевой и стендовой стрельбой. Я рад, что из моих кружковцев уже вышло два доктора наук, больше десятка кандидатов наук, чемпион Спартакиады по стендовой стрельбе, несколько мастеров и кандидатов в мастера спорта СССР. Главный же итог в том, что каждый из многих сотен кружковцев приобщился, узнал и полюбил на всю жизнь родную природу.
— Почему бы не возродить эту благородную деятельность по воспитанию будущих природоведов и охотников в новом Центре, например экологическом? За организацию такого Центра в Ленинграде ратует Елена Витальевна Бианки, которая собирается передать туда богатую охотничью библиотеку своего отца — писателя Виталия Бианки и мужа — Алексея Алексеевича Ливеровского.
— После моего ухода Дворец пионеров пытался восстановить пользовавшийся большой популярностью кружок «Юный следопыт-охотник». Не удалось. В одно время со мной кружок собаководства вел С. С. Писарев. Это был широко образованный человек, эксперт-кинолог Всесоюзной категории, писатель. Мои ребята зачитывались его «Повестью о Манко-смелом», повестью о доисторическом мальчике, жившем на территории современной Ленинградской области. После его ухода кружок собаководства тоже утратил свое значение и привлекательность. Я убежден, что педагог должен быть личностью. Только тогда он может по-настоящему заинтересовать и увлечь ребят. То же самое относится и к идее Елены Витальевны Бианки. Идея сама по себе хорошая, но для ее воплощения в жизнь нужны энтузиасты. Таких пока не видно...
— Ваши пожелания охотникам страны.
— Хочу пожелать всем собратьям по страсти сохранить трепетное, благоговейное отношение к родной Природе и тому великому таинству и наслаждению, которое она нам еще дарит — Охоте.
Для нас, старых охотников, Охота всегда была и останется понятием таким же чистым и святым, как Родина и Воля.
"Охота и охотничье хозяйство №7", 1991 г.
